![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Господи-и-и-и... Это не жизнь, нет, это не жизнь, это какое-то ежеутреннее уродство, ну в самом деле! Элиас разлепил глаза и в его голове немедленно бухнули похмельные литавры. За стеной его комнаты, его маленькой, грязной, бесконечно надоевшей ему комнаты, орали филиппинцы. Это семейство орало за стеной уже два месяца. Элиасу казалось, что без перерыва. То супруги бурно занимались сексом, то - воспитанием троих детей, то выяснением сложных отношений, то - обсуждением новостей, главное, что что бы там ни происходило, за чёртовой стеной комнаты Элиаса, происходило это безо всякого стеснения и с ором во все имеющиеся глотки.
Элиас встал, уже привычно шарахнул по стене кулаком, выпил тёплой воды из грязного стакана, который он автоматически поставил на тумбочку с вечера, мимолётно и с отвращением мазнул глазами по своему отражению в зеркале - и вышел вон, прихватив рыжую кожаную куртку, видавшую вместе с хозяином много не самых лучших в мире видов.
- Элиас! - окликнул его на лестнице сосед. - К тебе вчера приходила какая-то пожилая женщина, долго стучала.
- Кто такая? - хрипло каркнул Элиас первые за этот день слова и горло рвануло наждаком похмелья.
- Не знаю. Она оставила записку, ты её нашёл? - спросил сосед.
- Фак! - тихо выругался Элиас. - Сейчас вернусь. Я вчера перебрал.
- Как всегда, амиго, как всегда, мог бы и не уточнять, - улыбнулся сосед.
Элиас не помнил его имени. А спрашивать было уже неудобно, он спрашивал его об этом бессчётное количество раз - и это только в те моменты, когда был при памяти. А сколько раз он делал это пьяным (делал, тут и к бабке не ходи) - не вспомнить, потому что каждый вечер на протяжении последних пяти лет Элиаса сопровождало глухое алкогольное беспамятство, нокаут, грогги.
...Пять лет назад у Элиаса был дом. Была работа на радио, диджеем. Были жена и собака. Были планы на будущее. Пять лет назад у него было много перспектив и долгая счастливая жизнь впереди. Пять лет назад. Пять лет назад ему было тридцать восемь. А потом, в один день, у него не стало жены. Не стало собаки. И не стало ничего впереди. В тот день его жена оказалась в том злосчастном автобусе, в котором неизвестные Элиасу мерзавцы взорвали бомбу. Кто-то там потом взял на себя ответственнось за теракт, кто-то кого-то поймал, посадил, кажется, на пожизненное, а может, что всего этого не было, он точно не знает, он пьёт, он ни в чём не уверен. Знает он только одно - жены не стало. Собаки не стало. Какая ему разница, кто ответил за это потом? Это только в кино те, кто потерял семью, начинают мстить, откуда-то достают деньги, липовые паспорта, оружие, схемы подземных коммуникаций чего-то там засекреченного, это только в кино мститель стоит над жертвой и под победную музыку по его мужественному лицу ползут финальные титры. А в жизни - что ж. В жизни такие Элиасы либо продолжают ходить на работу, придавленные горем, потом знакомятся в интернете с такой же несчастной и снова создают семью, потому что одному худо - либо вот так, как он. Пьют. Заливают дымящуюся дыру в душе, которая обуглилась по краям и дымит, дымит, бесконечно дымит, выковыривая последний разум, последние чувства, последние остатки жизни... Да. Пьют. Продают дом, уходят с работы, якшаются с отребьем, в которое очень быстро превращаются сами, перебиваются какими-то непонятными заработками, подай-принеси, помоги донести вещи, и в конце концов, если оглянуться и протрезветь, выясняется, что ты работаешь на свалке. Чернорабочим. И что это тебе ещё повезло. Работа даёт тебе возможность платить за квартиру, что-то есть и, слава богу, каждый день пить, а Элиасу от жизни больше ничего и не надо.
Он даже не знал, что так любил жену, пока она не погибла. Жена была константой, вечной неизменной величиной, женщиной, которая заполняла собой всю его жизнь. В ней, в этой смуглой темноволосой женщине, были смысл и суть, были все перспективы, были все ответы на все вопросы. Вот она выжимает лимон в салат и под её тонкой кожей на кистях рук ходят голубые верёвочки вен. Вот она притягивает к себе его голову и целует его в макушку. Вот она показывает ему язык, обыграв в карты. А вот её больше нет. Жирная точка. За которой не происходит больше ничего. За которой он начинает доживать, не жить, а доживать - какая ему разница, что делается в его жизни, если она больше никогда не покажет ему язык? Нет. Никакой разницы. Только бы вот похмелиться. Что? Зачем он стоит у своих дверей, покачиваясь с носков на пятки? А, ну да, записка. Пожилая женщина, не заставшая его дома. Глаза вниз. Ну, точно. Вот же бумажка лежит на полу подъезда. Он вчера сильно перебрал, не заметил листка в дверях. Ну-ка, что там?
"Элиас, мой мальчик. Это Барбара, старшая сестра Каталины. Пожалуйста, заедь ко мне. Я вчера разбирала чердак, Каталина оставила тебе пакет и письмо. Пожалуйста, найди время. И не стыдись того, что ты сейчас не тот. Я всё понимаю. Жду".
Как?! Как его погибшая жена могла оставить ему письмо?! Литавры в очередной раз ударили в голове Элиаса, он передёрнул плечами и направился к выходу из подъезда. Через час он уже был у дверей Барбары. Она открыла дверь, медленно осознала, что перед нею именно он (они не виделись с ней со дня похорон, но она почти не изменилась, только ещё больше пополнела, возраст) - и заплакала. Вчера она отправила обоих детей на каникулы к родне, домой, в Испанию, муж уехал на две недели по делам фирмы - и она решила прибраться на чердаке. И там, в старых коробках, она нашла большой продолговатый свёрток, завернутый в коричневую упаковочную бумагу, на которой рукой её покойной сестры было коротко написано "Для Элиаса". К свёртку было приклеено письмо. Она ничего не трогала, не открывала, не читала, она прямо в домашнем платье поехала к нему, адрес ей дала мать Элиаса - вот и всё, больше она ничего не знает.
"Милый! Я оставляю этот пакет с твоей гитарой сегодня, 17 июля 2004 года. Разбирала наши с тобой студенческие коробки, нашла гитару, ты её совсем забросил. Я знаю, что тебе сейчас не до неё, но ведь когда-то ты, наконец, послушаешь Барбару и приедешь сюда забрать наши вещи, они ей мешают, ты же знаешь. Поэтому я ничего тебе не скажу, лучше, чтобы ты нашёл гитару сам. Найдёшь, вернёшься домой и сыграешь мне нашу песню, правда? Очень тебя люблю. Каталина".
Этим же вечером в суетном Нью-Йорке появился новый уличный музыкант. И все услышали ту песню, которую когда-то давным-давно Элиас и Каталина стали считать своей. Я не знаю, будет ли Элиас счастлив. Но он выкарабкается, выкарабкается, точно вам говорю. У него есть старая гитара и письмо. И Каталина его любит. Любит. Любит. Любит. Он не сможет её подвести.
Фотография от![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
foto_arxiv. Спасибо тебе за неё, Макс.
Элиас встал, уже привычно шарахнул по стене кулаком, выпил тёплой воды из грязного стакана, который он автоматически поставил на тумбочку с вечера, мимолётно и с отвращением мазнул глазами по своему отражению в зеркале - и вышел вон, прихватив рыжую кожаную куртку, видавшую вместе с хозяином много не самых лучших в мире видов.
- Элиас! - окликнул его на лестнице сосед. - К тебе вчера приходила какая-то пожилая женщина, долго стучала.
- Кто такая? - хрипло каркнул Элиас первые за этот день слова и горло рвануло наждаком похмелья.
- Не знаю. Она оставила записку, ты её нашёл? - спросил сосед.
- Фак! - тихо выругался Элиас. - Сейчас вернусь. Я вчера перебрал.
- Как всегда, амиго, как всегда, мог бы и не уточнять, - улыбнулся сосед.
Элиас не помнил его имени. А спрашивать было уже неудобно, он спрашивал его об этом бессчётное количество раз - и это только в те моменты, когда был при памяти. А сколько раз он делал это пьяным (делал, тут и к бабке не ходи) - не вспомнить, потому что каждый вечер на протяжении последних пяти лет Элиаса сопровождало глухое алкогольное беспамятство, нокаут, грогги.
...Пять лет назад у Элиаса был дом. Была работа на радио, диджеем. Были жена и собака. Были планы на будущее. Пять лет назад у него было много перспектив и долгая счастливая жизнь впереди. Пять лет назад. Пять лет назад ему было тридцать восемь. А потом, в один день, у него не стало жены. Не стало собаки. И не стало ничего впереди. В тот день его жена оказалась в том злосчастном автобусе, в котором неизвестные Элиасу мерзавцы взорвали бомбу. Кто-то там потом взял на себя ответственнось за теракт, кто-то кого-то поймал, посадил, кажется, на пожизненное, а может, что всего этого не было, он точно не знает, он пьёт, он ни в чём не уверен. Знает он только одно - жены не стало. Собаки не стало. Какая ему разница, кто ответил за это потом? Это только в кино те, кто потерял семью, начинают мстить, откуда-то достают деньги, липовые паспорта, оружие, схемы подземных коммуникаций чего-то там засекреченного, это только в кино мститель стоит над жертвой и под победную музыку по его мужественному лицу ползут финальные титры. А в жизни - что ж. В жизни такие Элиасы либо продолжают ходить на работу, придавленные горем, потом знакомятся в интернете с такой же несчастной и снова создают семью, потому что одному худо - либо вот так, как он. Пьют. Заливают дымящуюся дыру в душе, которая обуглилась по краям и дымит, дымит, бесконечно дымит, выковыривая последний разум, последние чувства, последние остатки жизни... Да. Пьют. Продают дом, уходят с работы, якшаются с отребьем, в которое очень быстро превращаются сами, перебиваются какими-то непонятными заработками, подай-принеси, помоги донести вещи, и в конце концов, если оглянуться и протрезветь, выясняется, что ты работаешь на свалке. Чернорабочим. И что это тебе ещё повезло. Работа даёт тебе возможность платить за квартиру, что-то есть и, слава богу, каждый день пить, а Элиасу от жизни больше ничего и не надо.
Он даже не знал, что так любил жену, пока она не погибла. Жена была константой, вечной неизменной величиной, женщиной, которая заполняла собой всю его жизнь. В ней, в этой смуглой темноволосой женщине, были смысл и суть, были все перспективы, были все ответы на все вопросы. Вот она выжимает лимон в салат и под её тонкой кожей на кистях рук ходят голубые верёвочки вен. Вот она притягивает к себе его голову и целует его в макушку. Вот она показывает ему язык, обыграв в карты. А вот её больше нет. Жирная точка. За которой не происходит больше ничего. За которой он начинает доживать, не жить, а доживать - какая ему разница, что делается в его жизни, если она больше никогда не покажет ему язык? Нет. Никакой разницы. Только бы вот похмелиться. Что? Зачем он стоит у своих дверей, покачиваясь с носков на пятки? А, ну да, записка. Пожилая женщина, не заставшая его дома. Глаза вниз. Ну, точно. Вот же бумажка лежит на полу подъезда. Он вчера сильно перебрал, не заметил листка в дверях. Ну-ка, что там?
"Элиас, мой мальчик. Это Барбара, старшая сестра Каталины. Пожалуйста, заедь ко мне. Я вчера разбирала чердак, Каталина оставила тебе пакет и письмо. Пожалуйста, найди время. И не стыдись того, что ты сейчас не тот. Я всё понимаю. Жду".
Как?! Как его погибшая жена могла оставить ему письмо?! Литавры в очередной раз ударили в голове Элиаса, он передёрнул плечами и направился к выходу из подъезда. Через час он уже был у дверей Барбары. Она открыла дверь, медленно осознала, что перед нею именно он (они не виделись с ней со дня похорон, но она почти не изменилась, только ещё больше пополнела, возраст) - и заплакала. Вчера она отправила обоих детей на каникулы к родне, домой, в Испанию, муж уехал на две недели по делам фирмы - и она решила прибраться на чердаке. И там, в старых коробках, она нашла большой продолговатый свёрток, завернутый в коричневую упаковочную бумагу, на которой рукой её покойной сестры было коротко написано "Для Элиаса". К свёртку было приклеено письмо. Она ничего не трогала, не открывала, не читала, она прямо в домашнем платье поехала к нему, адрес ей дала мать Элиаса - вот и всё, больше она ничего не знает.
"Милый! Я оставляю этот пакет с твоей гитарой сегодня, 17 июля 2004 года. Разбирала наши с тобой студенческие коробки, нашла гитару, ты её совсем забросил. Я знаю, что тебе сейчас не до неё, но ведь когда-то ты, наконец, послушаешь Барбару и приедешь сюда забрать наши вещи, они ей мешают, ты же знаешь. Поэтому я ничего тебе не скажу, лучше, чтобы ты нашёл гитару сам. Найдёшь, вернёшься домой и сыграешь мне нашу песню, правда? Очень тебя люблю. Каталина".
Этим же вечером в суетном Нью-Йорке появился новый уличный музыкант. И все услышали ту песню, которую когда-то давным-давно Элиас и Каталина стали считать своей. Я не знаю, будет ли Элиас счастлив. Но он выкарабкается, выкарабкается, точно вам говорю. У него есть старая гитара и письмо. И Каталина его любит. Любит. Любит. Любит. Он не сможет её подвести.
Фотография от
foto_arxiv. Спасибо тебе за неё, Макс.
