prosvetj | Картина.

В ней ничего особенного, на первый взгляд, не было. Тусклый позолоченный багет обрамлял невзрачный портрет какой-то женщины, которая сидела в позе "проглотивши аршин" и выцветшими глазами смотрела в упор на каждого, кто поднимал на картину взгляд. Сухощавая брюнетка средних лет. В руках - венок из бессмертников.
- Мазня какая-то, - сказал он сам себе.
- Ну что вы, - укоризненно ответили ему из-за прилавка лавочки, в которую он зашёл купить трубочного табака, - Вовсе нет. Это работа Антонио Виварини, семейная ценность, своего рода оберег от всяких напастей.
Он обернулся. Ему грустно улыбалась полная женщина, которой он не заметил, войдя в лавку, потому что сразу повернул голову направо - и увидел ту картину.
- Не силён в живописи, - извинился он, - Да и бессмертники не люблю. И взгляд у женщины с картины какой-то странный. Но я, повторяю, в живописи не разбираюсь совершенно. А от чего вас оберегает этот портрет?
Женщина вышла из-за прилавка. Несмотря на сильную полноту, двигалась она изящно. Подойдя к картине на стене, она подняла руку, погладила раму каким-то удивительно ласковым и очень привычным движением, и сказала "Мне её оставил мой муж. Она дорогая, мне часто предлагают её продать - и в музей, и частным коллекционерам, но муж велел мне беречь её. Он был уверен, что она приносит её владельцам долгие годы жизни и постоянный успех в делах".

Он оглядел лавку. Обычная табачная торговля, не бог весть какая ценность, небольшой доход и уж точно ни о каком серьёзном успехе в делах речь тут не велась.
- Но муж ваш, как я понимаю, всё же умер. Вы - женщина не старая, значит, умер он тоже не глубоким стариком, как же тогда насчёт долгих лет жизни? - задал он логичный вопрос.
- Муж мой умер в возрасте девяноста трёх лет, причём за всю жизнь он пару раз болел простудой - и всё, - ответила женщина, улыбнувшись. - До последнего дня он был на ногах, выглядел на шестьдесят максимум и умер легко, во сне.
- О, тогда да, это, разумеется, довод, - удивился он. - Простите меня за личный вопрос, но сколько лет вам самой?
- Восемьдесят один, - сказала женщина.
- Не может быть! - ахнул он. - Я не дал бы вам больше пятидесяти!
- Вот потому я очень дорожу этой картиной, - ответила владелица лавки, - Я могу её продать, да, но пока я верю зеркалу, а оно доказывает, что муж был прав.
- И вы вот так спокойно рассказываете об этом первому встречному? - удивился он. - Картина дорогая, старинная, ещё и особенная, вы не боитесь, что у кто-то непорядочный может её у вас просто украсть?
- Эту картину замечают лишь те, кому положено, - ответила она. - Знаете, не хотите ли чаю?

И он согласился на чай. Хотя спешил, но согласился. Да.

- Я не думала, что картина заберёт меня раньше, чем мужа, - грустно сказала хозяйка лавки, устроившись напротив него с чайной чашкой с утятами по ободку, - но вы пришли и это значит, что мне пора уходить. Впрочем, я всегда знала, что картина благоволит к мужчинам больше, чем к женщинам. Вы - тот, кому она должна быть отдана. Мне не восемь десят один, мне почти четыреста лет, хотя я такая же смертная, как и вы. А муж мой умер в возрасте почти шестисот.
"Сумасшедшая, - подумал он, - Вот же угораздило".
- Вы не правы, я нормальнее самой нормы, - угадав его мысли, сказала она. - И, кстати, вы не сможете уйти, не дослушав меня до конца.

Он усмехнулся и решил встать и откланяться. Но так и остался сидеть. Он чувствовал тело, но словно впал в какое-то оцепенение, будто во сне. Но он не спал, он знал это.
- В ваших глазах ужас, напрасно, - успокаивающе произнесла женщина. - Просто слушайте. Автор картины, Антонио Виварини, как-то нарисовал портрет своей соседки, её вы и видите на портрете. Она не просила его об этом, но в какой-то момент он проснулся и понял, что должен её нарисовать. С венком из бессмертников, никак иначе. Соседка не удивилась и согласилась позировать Виварини. Он был, между нами, средний художник, но это неважно. Важно то, что бессмертным - не людям, нет, а именно бессмертным, древним, тем, о чьём мире снимают фильмы ужасов, ничего при этом в их мире не понимая, тоже нужны свои магазины. Мясные лавки, рыбные лавки, а для курящих бессмертных - такие, какая у меня - табачные. Курящих cреди них много, они же бессмертные и за здоровье не боятся. Плюс у меня ещё и снадобья. Эти лавки важны и удобны для них. Потому некоторым из нас они продлевают жизнь, сроки у всех разные, но они во много раз превышают стандартные людские жизни. Как они выбирают подходящие для них кандидатуры - я не знаю. Соседка Виварини была бессмертной. Белой ведьмой. Она следит за продавцами табачных лавок и отбирает нужных. Потому сегодня ночью я умру, а вы займёте моё место, всё просто. Взамен долгой жизни и, поверьте, жизнь ваша будет интересной, они забирают нашу память о том, какой жизнью мы жили до этого - и не дают нам детей. Всё остальное у вас будет. Удовольствия без последствий для здоровья после них. Путешествия во время законного отпуска, который длится месяц в году, но зато - куда угодно, в любое место мира, по высшему классу. Женщины. Деньги. Яркие эмоции, не превращающиеся с годами в тусклые эмоции старого человека. Вам ничто не будет приедаться. Вам всё будет ново, будто подростку. Всегда. Всю вашу долгую жизнь. Так что плата в виде отсутствия детей и памяти о прошлом - невысока".

Он сидел и слушал. И не верил. И уже убедил себя в том, что спит.
- Как ваше имя? - вдруг властно и громко спросила женщина.
- Я..., - сказал он, пытаясь выговорить привычное сочетание слов собственного имени, - Я...
- Вот и всё, - удовлетворённо сказал женщина. - Вы уже его не помните. Сейчас я отведу вас в лавку, покажу весь табак, скажу, кто какой сорт предпочитает, отдам вам свои записи и журналы учёта товаров, а утром вы вступите в права хозяина лавки. Ночь вы проведёте здесь. Ничего не бойтесь, спать будете без сновидений. Распоряжения насчёт моих похорон я оставлю на вашем ночном столике у кровати. Отныне для остального мира людей вы будете считаться моим племянником, документы на своё новое имя вы тоже найдёте на том же столике.

...Утром он уже продал красный корсиканский острый табак парочке кривоногих шкодливых чертей, одному импозантому вампиру отсыпал горсть табачного угля со специальными добавками для укрепления клыков, кисет кикиморы, находящейся в состоянии любовной драмы, наполнил приворотным зельем из сушеного гриба Рыр - в общем, вполне освоился со своими новыми обязанностями. Картина висела на стене и, если бы кому-то пришло в голову посчитать бессмертники в венке, который держала белая ведьма, выяснилось бы, что одним бессмертником стало больше.

Платой за хорошую службу в лавке бессмертных на протяжении столетий была, конечно же, душа смертного. Но об этом условии картина никогда никого не предупреждала. Картины ведь не разговаривают.

Это мой подарок